Импульс (История бывшего полицейского)

Остаток утра Глеб провел в своей гостиной с давно припасенной бутылкой «Парламента», пытаясь избавиться от воспоминаний о случившемся, – вытолкнуть их из себя, как отравленный ужин. Теперь они представлялись одним сплошным путанным кошмарным сном без начала и конца. Однако, как только закрывал глаза, Глеб снова и снова видел лицо безумного врача и его вытянувшуюся змеиную пасть… 

За окном медленно рассветало. Водка не брала. На экране включенного на полную громкость телевизора одно за другим быстро сменялись события, интерьеры и персонажи (преимущественно ораторы с одинаковыми перекормленными лицами в оплаченных народными средствами роскошных кабинетах), но Глеб ничего этого не видел. Он впал в некое подобие прострации… 

В той, другой – нормальной, что бы это ни значило, – жизни утренняя побудка всякий раз оборачивалась для него настоящим кошмаром: опухшие веки, неподъемная голова, чужое, непослушное тело... Проблем со сном (если таковой, конечно, не считать его регулярный недостаток) Глеб не испытывал никогда и, слушая рассказы сослуживцев и знакомых об ужасной, разрушающей бессоннице, откровенно скучал и начинал зевать.

Именно поэтому, когда весь его привычный жизненный уклад вдруг растворился в пустых бесконечных ночах, оставив лишь сверлящую головную боль, Глеб, конечно, не сразу поверил, что угодил в то самое Царство Неспящих. Здесь заправляли усталость, тоска и сводящее с ума чувство одиночества.  

Сначала его не на шутку встревожило сложившееся положение (однако, видимо, все же не настолько, чтобы сразу подумать о возможном врачебном вмешательстве), но первое время он воспринимал это как нечто проходящее, сродни затянувшейся простуде. Как обязательное последствие всего пережитого: в конце концов, он побывал там, куда даже заглядывать доводилось немногим – на самом краю… 

Но бессонница затягивалась, ночи становились длиннее, и в их непроглядной тьме, пронизанной кое-где лишь беспомощным, размытым светом многоглазых фонарей, уже невозможно было разглядеть грядущего дня. Собственные путаные мысли кружили над Глебом, беспрестанно ворочающимся на скомканной простыне пустой постели, не молкнущим навязчивым роем... 

К концу первой бессонной недели, в течение которой он так ни разу и не сомкнул глаз, Глеб уже искренне желал себе поскорее сойти с ума – единственно возможный, по его мнению, завершающий итог каждодневной пытки для его истерзанного разума… 

Так, может, именно это и случилось сейчас? Он действительно свихнулся? Слетел с катушек? Ведь никакой загадочной незнакомки с черными глазами никогда не было! Не было специалиста по расстройствам сна, запертого в комнате с призраком – единственным, что у него осталось в жизни… 

А как же авиакатастрофа? Сотня погибших? Этого тоже не было? 

Глеб зажмурился. И вдруг снова увидел ее. Милу. Живую, улыбающуюся. Увидел маленькие распустившиеся розочки на ее щеках. Она была. И то, что она чувствовала к этому человеку, не подлежало сомнению. 

«Знаешь, какие слова самые ценные?» 

Глеб прислушался к собственным внутренним ощущениям. Инородные чувства, овладевшие им всего несколько часов назад, призывающие к решительным и даже выходящим далеко за рамки привычных действиям, молчали. Или попросту затаились. 

Глеб встал и прошелся по комнате, теперь пронизанной пыльным солнечным светом. Все было на своих местах. Все было по-прежнему. Начинался новый день. 

Умывшись и переодевшись, Глеб спустился во двор. Мир преобразился и засиял, благоухая свежими цветами в палисадниках (дело рук местных пенсионерок) и подмигивая окнами рядом стоящих домов. Лучший из миров, в котором не могло случиться ничего плохого. 

Глеб дошел до машины и как ни в чем не бывало протиснулся за руль. 

Воздух быстро прогрелся до 30 градусов (добро пожаловать на юг Башкирии, синьоры и синьорины!). Солнце сверху щедро поливало старые улицы, а небо было таким чистым, что, кажется, приглядевшись, можно увидеть в нем собственное отражение. Прохожие обменивались друг с другом беззаботными улыбками, и Глеб, медленно кативший на своем «Шеви-Нива» (трехгодовалый, доставшийся ему по знакомству со значительной скидкой), тоже улыбался.  

Шахтерский городок Кумертау – «угольная гора» с башкирского, – основанный в 1953 году передовиками-угледобытчиками, уже через каких-то десять лет превратился в город авиаторов. В 1962 году на базе местного ремонтно-механического завода было создано крупнейшее в регионе предприятие по изготовлению летательных аппаратов малой авиации: более двенадцати тысяч рабочих мест на пятидесятитысячный городок, около ста двадцати наименований производимой продукции в год. Тогда за перспективой стабильного будущего сюда потянулись молодые специалисты со всех концов Союза. 

Сегодня все пришло в упадок. Численность рабочих кадров ОАО КумАПП, по-прежнему остающегося градостроительным, сократилось почти в шесть раз, горожане в большинстве своем вынужденно перешли на выездной заработок в северных регионах страны. Надежды и чаяния сторожил города растворились в густом дыму от труб городской теплосети, окруженной непременными отличительными чертами глубокой провинции – уродливыми, словно оспины, выбоинами на дорогах и крошащимися унылыми застройками ельцинских и даже хрущевских времен.            

Справа показались два новых минимаркета (вот уж чего в каждом районе имелось в избытке), расположившихся бок о бок на цокольном этаже недавно отстроенной трехэтажки, которая примыкала к перекрестку улиц 60 лет БАССР, Окружной и Вокзальной. Оба магазина имели не только общий корпус, но и стоянку. 

Глеб свернул на нее и занял одно из двух оставшихся свободных мест. Выбрался из машины и, заперев ее с помощью брелока, не оборачиваясь, направился к лестнице, ведущий, в свою очередь, прямо на крыльцо одного из минимаркетов. 

Внутри оказалось прохладно (сплит-системы в действии) и довольно многолюдно. Причем не похоже было, что вся эта возбужденная, праздная толпа явилась сюда за покупками. Разбредшись по павильону, люди лениво и без особого интереса оглядывали полки с продуктами и перебрасывались скучающими фразами.      

Очень скоро Глеб понял причину этой странной покупательской пассивности. Когда он наконец решительно направил свою тележку вглубь магазинных стеллажей, с улицы неожиданно донесся громкий вибрирующий голос, убедительно призывающий всех присоединиться к «сегодняшнему большому розыгрышу»! Панорамные окна в пыльных разводах задрожали от невидимого напряжения. 

Люди повалили наружу. 

Глеб не торопясь приценился к гречневой крупе в полиэтиленовых упаковках и супам быстрого приготовления, сгреб все это в свою тележку и протолкнул ее к полупустующей кассе. Расплатившись и рассортировав добытое по пакетам, он тоже двинулся к выходу. 

Пересекая площадку перед магазинами, временно превратившуюся в сцену для небольшого представления, Глеб увидел обладателя того самого громыхающего голоса. Это был мужчина средних лет с круглым добродушным лицом, одетый в светлую рубашку с галстуком и синие джинсы. Микрофон на тонкой треноге, располагавшийся как раз на уровне этого лица, громко шипел и время от времени издавал низкое гудение, заставляя новоиспеченного оратора смущенно розоветь. Впрочем, это никак не сказывалось на его заготовленной речи.       

— ДРУЗЬЯ! – гремел круглолицый ведущий. – СПЕШИТЕ (пшш) ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ  В НАШЕМ (шшш) РОЗЫГРЫШЕ! (Уууу!) НОВЫЙ БЛЕНДЕР СО СКИДКОЙ ПЯТЬДЕСЯТ ПРОЦЕНТОВ! 

Стоянка была запружена зеваками, которым не хватило места на основной площадке. Протолкнувшись к машине и загрузив пакеты на заднее сиденье, Глеб двинулся к водительской дверце. Ведущий приступил к оглашению правил розыгрыша. 

— Глеб! 

Откуда-то из толпы вынырнул Демьян Никитин и, прежде чем Глеб успел опомниться, дотянулся до него своей неуклюжей дланью. 

— Вот так встреча! – Ухмылка разрезала нижнюю половину угловатого лица. 

Оказавшись рядом, на расстоянии вытянутой руки, с еще одним призраком (только этот явился в свете дня из его собственного прошлого), Глеб оторопел. 

— Как ты? – Демьян вцепился в его ладонь и энергично затряс ею в воздухе. 

А Глеб мысленно отметил никуда не девшееся чувство безусловного превосходства, всегда отличающее его старого знакомого, который, кажется, в любой компании представлял себя кем-то вроде посла доброй воли в обществе дикарей.           

— Что ты здесь делаешь? – Глеб почему-то смотрел на высокий открытый лоб Демьяна, чуть выпирающий под жесткой, непокорной челкой.    

— Да так, подвязался на небольшую халтуру. – Он постучал пальцем по «бэйджу», небрежно прикрепленному к лацкану новенького темно-синего пиджака: «Никитин Демьян Вениаминович, представитель фирмы “Соррас”». Затем, уже без комментариев, указал на круглолицего ведущего.   

— «Новый блендер со скидкой», – процитировал Глеб. 

Демьян засиял от удовольствия и вдруг доверительно склонился к собеседнику, так, чтобы тот учуял аромат «пробника» его дорогой туалетной воды. 

— На самом деле этим бонусам цены нет, – вполголоса сообщил он. – Хлам. Срок эксплуатации истекает через полтора месяца. У нас склады забиты таким… добром.   

Демьян заглянул в глаза Глебу, вероятно, надеясь обнаружить там ответное одобрение, но последний по-прежнему бесстрастно изучал малоизменившееся лицо напротив. 

— Как Кира? – спросил Глеб.   

Демьян снова выпрямился и также внезапно скинул с себя этот полуигривый снисходительный налет. 

— Не желает меня видеть. – Он попытался произнести это спокойным беззаботным тоном, но потерпел неудачу: голос буквально зазвенел от плохо скрытой неприязни.     

— Ты же опекал нас, – задумчиво проговорил Глеб. – Всегда был рядом. Специально втерся в наши отношения: контролировал, наблюдал, разрушал.       

Все, что осталось во взгляде Демьяна, это холодное неприступное высокомерие, Глеб отлично помнил еще с прежних времен.   

— Вы с ней… – отчеканил он. – Такие, как вы… Мальчик на запасе – вот кем я был в вашем окружении! Вы делали все для того, чтобы показать мне, что, в отличие от вас, я ничего не стою! Но я…      

— Мы считали тебя другом, – спокойно возразил Глеб. – А ты оказался обычным никчемным лицемером.      

Демьян вдруг резко развернулся и вонзился в толпу. Бежал. Предсказуемо. Глеб молча проводил его взглядом: тот занял стойку рядом с ведущим розыгрыша, на шаг или два позади. 

Розыгрыш тем временем подошел к своей заключительной части. Ведущий запустил руку в небольшой стеклянный шар, венчающий длинную одноногую конструкцию, появившуюся здесь, должно быть, в те несколько минут, за которые Демьян успел посвятить Глеба в тайны происхождения сегодняшних подарков. Шар был не цельный, со срезанной верхушкой и напоминал пустой аквариум; его дно было усыпано бумажными вырезками, наподобие визитных карточек, с именами участников розыгрыша. 

Ведущий достал одну из них и торжественно огласил имя победителя. На зов из толпы явилась немолодая женщина с усталым лицом, которое лишь слегка подрумянилось от волнения. В одной руке она держала пакет с продуктами. 

— ПОЗДРАВЛЯЮ! – Ведущий лоснился от удовольствия, словно сам только что сорвал крупный выигрыш. – А ТЕПЕРЬ (пшш) ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ФИРМЫ-ПРОИЗВОДИТЕЛЯ ВРУЧИТ ВАМ ПРИЗ! 

Неумело нацепив на узкую физиономию дежурное благодушие, Демьян наклонился и поднял стоящую у ног небольшую прямоугольную коробку. Ведущий захлопал; ему дружно вторили зрители. Демьян вдруг нашел взглядом Глеба, и тот увидел на лице старого знакомого довольную ухмылку. Затем коробка направилась в руки счастливой победительницы. 

В этот момент в голове Глеба раздался отчетливый щелчок, словно выбило предохранители, и оттуда, из самой подкорки, вниз разошелся электрический заряд. Глеб ощутил его глубоко внутри, в самой сердцевине. Затем – в руках, в ладонях, на кончиках пальцев... 

В коробке, которую Демьян все еще держал в руках, что-то приглушенно зажужжало, будто разбуженное насекомое. Представитель фирмы-производителя изменился в лице. Ведущий выпучил испуганные глаза. 

— ОН ЖЕ (шшш) НЕ МОЖЕТ РАБОТАТЬ БЕЗ СЕТИ! (Ууу!) 

Победительница, потянувшаяся было к своему завоеванному призу, тут же отдернула руки. Демьян опустил коробку на тротуар и быстро огляделся: зрители незаметно отодвинулись назад, однако, в ожидании развязки, на всякий случай, не торопились покидать свои места. Ведущий зарылся в толпу. 

Демьян снова наклонился и раскрыл коробку. Жужжание стало громче. Он аккуратно, как сапер, погрузил руки внутрь и достал оттуда работающий блендер (при этом от зрителей не укрылось неподдельное изумление, отразившееся на угловатом лице). Тут же попытался выключить его, но обнаружил кнопку, отвечающую за это, надежно утопленной. Демьян обратил растерянное лицо к собравшейся толпе и заработал несколько громких смешков. 

Глеб был здесь, но ничего этого не видел. Его сознание раздвоилось... Внутренним взором он наблюдал скрытую от посторонних глаз работу двух потаенных механизмов: ритмично сокращающуюся мышцу, заполняющую перикард – сердце Демьяна; и перегревающиеся обмотки двигателя, которые едва справлялись с этими невесть откуда взявшимися сумасшедшими импульсами, – блендер в его руках…   

Демьян попробовал потрясти взбесившегося кухонного помощника. Безрезультатно. 

Из зрительской толпы уверенной походкой вышла девушка в белоснежной блузке. Она молча забрала у оторопевшего менеджера блендер и, за долю секунды отделив чашу от корпуса, остановила его. Жужжание прекратилось. 

Спасительница победоносно протянула приз Демьяну, но не обнаружила никакой ответной реакции. На побелевшем лице представителя фирмы-производителя застыл неподдельный ужас; руки лихорадочно заскребли по груди, срывая пуговицы с «прокатного» пиджака. 

Девушка, роняя части разобранного блендера, бросилась к нему. Зрители сделали один громкий протяжный вдох. Она быстро, – видимо, ей подобное было уже не впервой, – уложила Демьяна на тротуар и прижалась щекой к его груди. Через пару секунд подняла голову и обернулась к вытянутым лицам.     

— Похоже остановка сердца! Вызовите «скорую»! 

Сама же принялась спешно расстегивать пиджак и рубашку несчастного. Освободив узкую грудную клетку, сложила на ней ладони – одна поверх другой – и сделала несколько резких надавливаний. Снова опустила на нее голову. Повторила все с начала. 

Где-то рядом опять зажужжало, но теперь этого никто не заметил. Все внимание было приковано к умирающему человеку в центре площадки и той, которая еще пыталась сопротивляться.      

Неожиданно умирающий открыл глаза. Зрители придвинулись ближе, сжимая и без того сильно сузившееся пространство. 

Демьян растерянно смотрел на незнакомку. 

— Кто… вы? – Его голос дрожал от бессильного волнения. Он медленно приподнялся на локтях и огляделся. – Что случилось? 

— Спокойно. – Девушка осторожно коснулась плеча Демьяна. – Ты вырубился. У тебя была остановка сердца. 

Он посмотрел на незнакомку широко раскрытыми испуганными глазами. Девушка больше не настаивала, лишь еще внимательнее вгляделась в обескровленное лицо. 

— Как себя чувствуешь? 

— От… лично. – Демьян сел и снова огляделся. Его со всех сторон окружали любопытные взгляды. 

Он попытался встать, девушка поддержала его. Рядом тут же оказался ведущий (к нему медленно возвращался прежний цвет лица), но Демьян решительно отклонил постороннюю помощь и на глазах своих неубывающих зрителей прошаркал к тому месту, где лежал вновь включившийся блендер. Осторожно поднял его: чашу в одной руке, корпус (ножи-размельчители с характерным визгом резали воздух) – в другой, и соединил.    

…Глеб же, стоящий чуть поодаль, видел иное: дымящийся электродвигатель блендера и разбухающие коронарные артерии, оплетающие сердце Демьяна. Он знал, что должно сейчас произойти… 

Блендер вспыхнул! Кто-то из зрителей издал изумленный возглас. Демьян выронил кухонного помощника, неуверенно покачнулся на ногах-ходулях и начал плашмя падать прямо на ведущего. Тот быстро отскочил в сторону (перекошенное от испуга лицо конвульсивно задергалось).   

Внезапно где-то внутри, в самом Глебе, что-то переключилось. И он увидел, как его старый знакомый, однажды заявивший, что имеет греческое происхождение, приземляется в вовремя подставленные руки зевак. 

Глеб похолодел от нахлынувшего ужаса. Он словно чудом вынырнул из ночного кошмара и обнаружил себя в нем уже наяву. Мир закружился перед глазами неумолимым вихрем. Тело не слушалось… 

Но его удержала сзади чья-то крепкая рука. «Слава Богу! – мелькнула мысль. – Кажется, всё...» 

Та же рука снова повернула внутренний тумблер! 

Сердце Демьяна больше не сокращалось, полностью остановив кровообращение. И все попытки извне запустить его были тщетны… 

Глеб сделал всего один посыл: внутри стало нестерпимо горячо; в колени больно уперлось что-то твердое, он не сразу понял, что это наспех положенная тротуарная плитка. Он закричал, отчаянно и сокрушенно, так, что уши тут же заложило ватой. Но изо рта не вырвалось ни звука. 

Подоспевшие санитары погрузили Демьяна на носилки. Зрители дружно провожали его, как актера, не доигравшего свою лучшую роль. Но он уже пришел в себя, хоть и не открывал глаз. Дышал ровно и безмятежно. Пламя погасло, кухонная машина «последнего поколения» превратилась в черный смятый комок из остатков пластика и оргстекла. 

Глеб с трудом поднялся. Его бросало из стороны в сторону, как неприкаянный плот. На него никто не обращал внимания, люди неспеша расходились, громко, почти восторженно обсуждая между собой увиденное. Вскоре на площадке перед магазинами заметно опустело.

Глеб решил переждать, пока пройдет эта дрожь в ногах. 

— Везти сможешь? – вдруг услышал он за спиной тихий озабоченный голос. 

Глеб попробовал сделать шаг, обернулся и увидел говорившего: долговязый – тень дотянулась до первых ступенек крыльца магазина – мужчина в бейсболке с выцветшим лицом и красными воспаленными глазами. Наркоман?   

— Сможешь, – уверенно определил тот. – Поехали.   

Глеб машинально потер ноющее плечо там, где рука незнакомца оставила заметный след.

***

— Этого не может быть, – упрямо повторил Глеб, хотя чувствовал, как остатки уверенности, забрезжившей в нем всего несколько минут назад, пока они добирались сюда, стремительно тают.    

Они сидели в CUBA☆СAFE, через дорогу от единственного в городе кинотеатра, недавно отреставрированного, но сохранившего свое историческое название «Горняк». Верхний зал кафе в это время пустовал: короткая стойка с баром, разноцветные мягкие диваны, низкие столики из деревянных опилок и открытый «погреб» в углу – исчезающие под полом ступени вели вниз, в еще одно оборудованное помещение. Меню, кроме прочего, предлагало посетителям запеченные роллы «Филадельфия», луковый суп и закрытую пиццу «Кальцоне».   

Собеседник Глеба назвался Андреем. Он заказал себе кофе, не преминув, впрочем, тут же отпустить критический эпитет в адрес последнего. Андрей был старше Глеба лет на десять; с грубого, в шрамах, лица смотрели темные проницательные глаза. За полтора часа, что они провели здесь, Андрей произнес всего две реплики (считая ту, про кофе) и снова поверг Глеба в сумрачное уныние. 

— Ты и не обязан верить мне, – спокойно сказал Андрей. Его негромкий голос звучал уверенно и внушительно. – Ты должен поверить себе. Все, что ты там сейчас видел, все, что почувствовал, было реально. 

— Вы хотите сказать, – нетерпеливо перебил Глеб, – что я только что чуть не остановил сердце человеку с помощью блендера? 

Андрей покачал головой.  

— Ты остановил его с помощью этого. – Он протянул руку, нацелившись указательным пальцем чуть выше переносицы Глеба. 

— Но как это вообще возможно? 

Андрей медленно отхлебнул кофе. 

— Все дело в импульсах, сгенерированных твоим серым веществом. Мозг человека, как известно, способен производить некоторое количество электрических зарядов. В твоем случае их потенциал кратно повысился, а блендер сработал как заряженный дефибриллятор, или просто выключатель, если хочешь, соединенный с пациентом посредством созданной тобой мощной электрической цепи.    

Глеб оперся локтями о столик и обхватил голову ладонями. 

— Бред какой-то, – пробормотал он. – Не верится, что все это происходит со мной. 

Словно спохватившись, Андрей вдруг выудил откуда-то серую, затертую «визитку» и положил ее перед Глебом. Тот сразу узнал водительское удостоверение старого образца. Фото с боку запечатлело крупную физиономию молодого мужчины, с вызовом заглядывающего в объектив: прищуренные глаза, неаккуратный, будто высеченный (скорее всего, сломанный) нос, прямые скулы, массивная шея.   

К своему удивлению, Глеб вдруг уловил нечто знакомое в этих чертах. Широкий лоб, жесткий подбородок, резкий пронзающий взгляд… 

— Это я два года назад, – сказал Андрей. Он, в свою очередь, внимательно следил за Глебом. – Похож? 

Глеб осторожно взял удостоверение в руки.   

— Если честно, не очень. 

Андрей многозначительно хмыкнул. 

— Тогда во мне было на тридцать килограммов больше. 

Глеб неожиданно для себя нашел глаза собеседника. Снова внимательно рассмотрел испещренное шрамами-насечками лицо, почти бесцветное, как высохшая бумага… 

Андрей усмехнулся, без труда прочитав его мысли.  

— Нет. Никакой смертельной болезни. 

Глеб смущенно опустил глаза. 

— Извините, я просто… 

— Ты не первый, кто, сравнив меня с этим парнем, – Андрей коротко стрельнул взглядом на удостоверение в руках Глеба, – предполагает такое.  

Глеб торопливо вернул «визитку» на стол. 

— Посмотри, – тут же настойчиво попросил, или, скорее, потребовал Андрей. 

Он снял бейсболку и убрал со лба редкие выгоревшие волосы, обнажив еще один шрам. Уродливое розовое пятно с неровными оплывшими краями, нависающее прямо над его левым глазом и формирующее этот странный усталый прищур. Андрей медленно повернул голову, показывая затылок. Чуть ниже его срезанной макушки волосы расступались, образуя небольшой пустой участок – проплешину. Кожа на нем сморщилась, как от сильного ожога, и стянула небольшую ямку в черепе. Впрочем, разглядеть все как следует Глеб не успел, потому что собеседник так же неожиданно вернулся в прежнее положение и снова надел бейсболку. 

Некоторое время после этого они просидели молча. Музыка, льющаяся из колонок за стойкой, услужливо заполнила паузу. Рядом бармен что-то весело объяснял девушке-официантке. 

— Я всегда плохо сходился с людьми, – внезапно заговорил Андрей каким-то чужим, надтреснутым голосом: – Моя жена (теперь уже бывшая) говорила, что коммуникабельность – не самая сильная моя сторона. – Он откинулся на спинку своего стула и смотрел куда-то поверх плеча Глеба. – Но с Денисом мы сразу нашли общий язык, виделись даже вне работы. Его недавно перевили к нам на усиление, он только что женился, так что мы иной раз выходили в свет вчетвером (моя… Вика тоже довольно быстро подружилась с его Светланой), часто бывали в гостях друг у друга (классические посиделки двое на двое), планировали общие вечера. Возможно… возможно, для большинства людей все это является неотъемлемой частью повседневной жизни. Не знаю. Со мной такое было впервые. Говорю же, я не из тех, кого можно назвать душой компании. 

Еще более длительное и тягостное молчание. Как веское подтверждение сказанному. 

— Однажды ночью Светлана позвонила Вике. Я был рядом и тоже слышал в трубке рыдающий голос на грани истерики: Света говорила, что заперлась в комнате от Дениса, который норовил выломать дверь (сквозь ее плач действительно пробивался какой-то отдаленный грохот и голос, больше похожий на рычание дикого животного), чтобы убить ее! Даже не успев толком одеться, мы с Викой выскочили на улицу, запрыгнули в машину и сломя голову понеслись на другой конец города. Денис сам открыл нам, в трусах, с «ёжиком» на голове, как будто только что из постели, и его слегка прищуренные ото сна глаза не раскрылись даже для того, чтобы изобразить удивление. Вика, не говоря ни слова, отпихнула его в сторону и бросилась в их со Светланой спальню. Через минуту, в течение которой мы с Денисом успели лишь обменяться непонимающими взглядами, она вернулась и попросила у хозяина квартиры немедленных объяснений. Денис выглядел растерянным, даже, пожалуй, испуганным. Он заверил нас в том, что произошедшее – просто какое-то недоразумение, ничего более... В общем, нам пришлось тогда уйти ни с чем. Позже, в машине, когда мы уже ехали обратно, Вика рассказала, что нашла Свету мирно спящей на своей половине кровати. Стараясь не разбудить подругу, осторожно, как только могла, Вика оглядела открытые участки ее тела и не нашла никаких подтверждений странному ночному звонку. 

Андрей прервался и попросил еще кофе. Глеб нетерпеливо, с растущим раздражением ожидал, пока совсем юная, лет восемнадцати, девушка в длинном фартуке передавала заказ парню за стойкой. Тот, поколдовав над кофемашиной, отдал ей на блюдце наполненную чашку, из которой поднимался терпкий дымок, и она принесла ее (ложечка тихонько постукивала о фарфоровые края) за столик. 

Андрей поблагодарил девушку и сделал глоток. Глеб в этот момент уже ерзал на стуле, едва сдерживая себя. Собеседник задумчиво, будто припоминая что-то, пил кофе. Лицо его в этот момент казалось потерянным и несчастным: он явно не привык к подобным откровениям. 

— Через неделю, или около того все вроде бы вернулось на круги своя, – наконец продолжил Андрей. – Мы снова встречались по выходным, вместе ужинали, как будто ничего не произошло. Но как-то, всего только раз, за столом мне удалось поймать взгляд Светланы, брошенный на мужа (затравленный умоляющий взгляд лани, угодивший в лапы безжалостного хищника), и я тут же вспомнил... 

Андрей вдруг посмотрел на Глеба из-под опущенного козырька бейсболки, и тот тут же почувствовал чье-то ледяное дыхание за плечами.        

— Ты веришь в демонов? – спросил Андрей.   

Глеб подумал, что ослышался, но глаза собеседника смотрели прямо на него, не давая возможности увернуться. Глеб попытался изобразить непринужденную усмешку, но вышло нечто вроде болезненной страдальческой гримасы.  

— Вы имеете ввиду..? 

Андрей молча смотрел на него. Ждал. 

— Не знаю, – осторожно сказал Глеб. – Вообще я крещенный. Не то чтобы примерный прихожанин, в церкви бываю только раз в году, на Рождество. Но вот так серьезно никогда не задумывался… 

Андрей опустил глаза, и Глеб тут же облегченно выдохнул.  

— Мой друг был одержим, – отчетливо произнес бывший полицейский. – Он потерял себя. Думаю, это началось за три дня до той страшной ночи со звонком его жены. Мы приехали на вызов: убийство. Как оказалось, дело рук «хорошего» знакомого Дениса, скромного лаборанта, проживающего с престарелой матерью. Когда-то Денис участвовал в его поимке – «серийник», полдюжины эпизодов: девушки и женщины – убийства с особой жестокостью. В суде, правда, были доказаны только два. Как итог – двенадцать лет колонии строгого режима и условно-досрочное освобождение по истечении двух третей срока за примерное поведение. В этот раз он сам вызвал нас, позвонил на телефон Денису и пригласил в гости. Когда мы оказались там, то буквально онемели от ужаса: его пятидесятилетняя одинокая соседка… Он вспорол ей живот и в прямом смысле выпустил кишки, сделав из них ритуальные бусы. Наш старый знакомый был явно доволен проделанной работой; с его окровавленного лица не сходило умиротворенное выражение. По дороге в отделение он принялся нести какую-то чушь про нового Мессию и Его новых апостолов, короче, совсем слетел с катушек. Нам с трудом удалось его заткнуть. 

Пауза. 

— На первом же допросе Денис не выдержал и несколько раз ударил убийцу. Тот повалился на пол и захрипел – дурной знак. Денис склонился над ним, но не для того, чтобы попытаться реанимировать, или облегчить предсмертные муки, он лишь хотел убедиться в том, что ублюдок действительно мертв. Внезапно убийца поднял руку и положил ее на затылок Дениса, притянул к себе. Это длилось всего какое-то мгновение. Умирающий словно исполнял какой-то обряд… Он плюнул в лицо моему другу сгустком крови и черного гноя! Денис тут же отпрянул и высвободился из объятий мертвеца. Но за долю секунды до этого я увидел… 

Глубокий вдох, как перед прыжком в ледяную воду. 

— …Глаза маньяка… Покрывающая их серая пленка исчезла, туман развеялся, оставив лишь болезненное страдание. 

Андрей уже не казался таким решительным, как в начале разговора. Он словно мучительно решался на что-то. Продолжил медленнее и размереннее, будто ступая по тонкому льду и вслушиваясь в его тихое потрескивание: 

— Я не ищу нам оправданий, твердо верил тогда и верю сейчас, что в своих действиях, порой выходящих за какие-то общепринятые рамки, мы по-своему правы: слишком велика цена ошибки... Но в тот раз пострадал совершенно невиновный человек. То, что им двигало, неосязаемое абсолютное Зло, покинуло тело и примерило на себя новое обличье. – Андрей шумно выдохнул. – Я спрашивал у Дениса, заметил ли он то, что заметил я? Нет, ничего. Думаю, он не врал. Но уверен: именно эти изменения в нашем задержанном (которые были вызваны чем-то иным, нежели известными предсмертными процессами в человеческом организме) как-то связаны с дальнейшими изменениями в поведении самого Дениса. После того, как яд через поры проник в его организм, процесс стал необратим. Сначала это проявлялось лишь в мелочах: раздражительность и агрессия по любому, даже самому незначительному поводу, будь то безобидная шутка сослуживца, или выговор от начальства. Я прикрывал его, сколько мог, пока не понял: это уже не мой друг. Однажды, после той истории со Светланой, он на моих глазах ввязался в драку с патрульным полицейским, и, несмотря на внушительные габариты последнего, который по всем показателям в несколько раз превосходил Дениса, почти убил его! Парня спасли вовремя подоспевшие ребята из соседнего отдела. 

Короткая передышка. Теперь Андрей говорил глядя в пол. 

— А потом исчезла Светлана. Вика не могла до нее дозвониться, она была уверена, что здесь не обошлось без Дениса: в их последнюю встречу Света сказала Вике, что боится его. По ее словам, Денис перестал спать. По ночам он сидел у единственного окна в их комнате и выл. Как дикий зверь.   

Глеб вдруг заметил, что его собеседника пробивает короткая дрожь. Он держал руки соединенными на столике, и ложечка в пустой чашке рядом с ним, казалось, вот-вот пустится в пляс. 

Андрей продолжал: 

— Вика просила меня поговорить с начальством, чтобы поставить вопрос об отстранении Дениса от работы. Но я не пошел. Я не мог… Вместо этого отправился к нему домой. Один. Признаюсь, может быть, первый раз в жизни я не отдавал отчета своим действиям, мое холоднокровие, которым я всегда так гордился, растворилось бесследно: на одной чаше весов был мой лучший друг и сослуживец, по чьей-то злой воле превратившийся в безжалостного садиста; на другой – моя семья и работа. Кажется, тогда я все еще верил в то, что каким-то образом смогу привести эти весы в равновесие. – Андрей горько усмехнулся. – Выходит, надежда появляется только тогда, когда человек лишается всего, что имел.             

Бывший полицейский снова замолчал, но теперь Глеб не торопил его. Он уже не был уверен в том, что хочет знать, чем закончилась эта история.            

— Он открыл мне сразу, как будто ждал. И тут же, ни слова не говоря, указал на дверь комнаты. В его взгляде, вскользь брошенном на меня, не было ничего, вообще ничего. Пустота. Космос. Я будто заглянул в свежевырытую могилу. – Андрей осекся. (В этот момент Глеб заметил что-то в его непроницаемом лице: то был настоящий страх, так грубо эксгумированный из прошлого.) – Света была там... Он убил ее. Вывернул, как негодную тряпку, сломав ребра и позвоночник. Я смотрел на нее, парализованный, не в силах пошевелиться. Он сказал что-то про новообретенную веру и вечную жизнь, но я не понял ни слова... Его глаза, прежде светло-серого оттенка, стали угольно-черными, разверзшимися адскими безднами; они полностью поглотили меня. Помню неожиданный ослепительный всполох! Сразу после я наконец-то провалился во тьму… 

— Кома, – откуда-то из далекого далека, как эхо, донесся до Глеба собственный голос. 

— Я стал овощем на двадцать пять месяцев. Пуля, которую Денис выпустил в меня, прошла навылет, но задела какой-то участок мозга, однако я почему-то был еще жив. Меня подключили к аппарату искусственной вентиляции легких и несколько раз в неделю брали все необходимые анализы. Говорят, я был безнадежен. Говорят, кто-то из врачей хотел лично отключить меня, чтобы освободить место для более перспективного пациента, но Вика подняла такой шум, что коновалам пришлось отступиться. Пережившие кому рассказывают, как побывали на границе миров, в самом чистилище… Что ж, мне не довелось увидеть ничего такого. Но зато я хорошо помню запах свежесорванных тюльпанов, они разбудили меня. Целый букет стоял возле моей кровати в знакомой вазе – мы с Викой вместе покупали ее на какой-то распродаже. Дальше был утомительный курс физиотерапии и год восстановительных процедур. Между делом я узнал, что уволен из отдела, задним числом (здесь – без неожиданностей). Дениса нашли вместе со мной и Светой, с разорванной в клочья головой – кажется, он бил ею об стену до тех пор, пока оттуда не повыплескивались все мозги! Больше я его не видел. Мой физиотерапевт, славный малый, переживший чудовищную автокатастрофу, посоветовал мне врача, специалиста по расстройствам сна. Ведь с тех пор, как проснулся в то теплое весеннее утро, я больше ни разу не смыкал глаз.        

Он, наконец, умолк. Бесполый бархатный голос из динамиков за стойкой, время от времени перекрикивая музыку, воспевал таинственный смысл жизни. Глеб боялся пошевелиться (перед глазами стояла отвратительная пульсирующая рана, затянутая обгоревшей кожей). 

Андрей спокойно изучающе смотрел на него. 

— Мне очень жаль, что вам довелось пережить такое. – Глеб расслышал в своем голосе виноватые нотки. – Но я правда не думаю, что все это как-то связано… 

Молчание. 

— Простите. – Глеб несмело поднялся. 

С него хватит этих сожженных пепельных глаз, которые, казалось, норовили забраться к нему под кожу. Этого душного зала и странного разговора. Нужно поскорее убраться отсюда! Но не успел Глеб сделать шаг в направлении двери, как почувствовал знакомое покалывание, стремительно расходящееся по телу. 

Его покрывала тонкая заряженная паутина, нити которой тянулись во все стороны, опутывая все помещение. Разрывая их, Глеб попробовал снова повернуться к Андрею, и в этот момент медовый голос несчастной истосковавшейся по мужским ласкам дивы, заполнивший зал, начал заикаться. Теперь он с трудом пробивался сквозь помехи и черствый хрип в динамиках. 

Парень, дежуривший за стойкой, недоуменно уставился на рядом стоящую колонку. Потом подошел к ней и проверил соединение – аккуратно подергал шнур, отходящий вниз, к полу. Голос дивы исчез, утонул в накатывающих невидимых радиоволнах, уступив место кому-то другому. 

Тихий, едва различимый шепот, наполненный противоестественным страхом:          

Нет, нет, этого не может быть, не может быть… 

Глеб, как загипнотизированный, не мог оторваться от лица Андрея, снова скрытого козырьком бейсболки. Глаза под ним вспыхивали, словно лампочки при перепаде напряжения.                

Он просто псих, сумасшедший, чертов изгой, ему нельзя верить… 

Парень за стойкой шарахнулся назад, к барным полкам. Шепот в колонках становился все громче, назойливее и наконец сорвался на крик: 

НУЖНО УБИРАТЬСЯ ОТСЮДА! УБИРАТЬСЯ..! 

«Хватит», – попросил Глеб. 

Глаза, пронзающие его насквозь, погасли. 

В пустой зал снова ворвался знакомый манящий голос, клявшийся кому-то в вечной любви. Стеклянные бокалы, выставленные на стойке, слегка подрагивали, сталкиваясь: получался тонкий мелодичный звон, тут же напомнивший Глебу о чем-то давнем и ужасном. Ноги подкосились, и он опустился на стул. 

Парень за стойкой, все еще растерянно косясь на колонки, пытался принять рабочий вид. Андрей безучастно сидел в стороне.