Сеанс доверия (Камера сна)

   
«Что-то вроде “ресепшена”», – догадался Глеб. Правда, рассчитан только на одного сотрудника, как того дозволяли скромные размеры помещения – одна из комнат бывшей типовой «двушки». Придвинувшись вплотную к включенному компьютеру, сотрудник внимательно вчитывался в какой-то текст на экране.

 
Из-за закрытой двери со стеклянной вставкой позади Глеба доносились приглушенные голоса, шум проезжающих машин: «оздоровительный кабинет “Венера”» располагался в старой пятиэтажке по улице Мажита Гафури, фасадом выходившей на оживленную городскую дорогу. От тротуара к чуть возвышающемуся на уровне первого этажа крыльцу с хромированной металлической лестницей вело короткое ответвление – выложенная декоративной плиткой дорожка, пересекающая ухоженный, цветущий газон.

                 
— Я не сплю уже почти две недели, – сказал Глеб, тут же мимоходом отметив про себя, что опасения (или надежды), одолевавшие его на пути сюда, не оправдались: произнеся это, он не почувствовал ничего необычного.

  
— Кошмары? Странные видения? – спросил сотрудник, быстро-быстро перебирая пальцами клавиши на клавиатуре.

 
— Нет, – коротко ответил Глеб.

 
— Не можете перейти в более глубокую фазу сна? Задремываете ненадолго и снова просыпаетесь с ощущением непроходящей усталости?

 
— Вообще не сплю. Бодрствую двадцать четыре часа в сутки.

 
Сотрудник первый раз посмотрел на Глеба сквозь маленькие прямоугольные стекла очков, лежащих на переносице. Пальцы неподвижно застыли на буквенной раскладке.

— Инсомния? – уточнил он.

 
На лице Глеба отразилось усталое недоумение.

 
— Присаживайтесь. – Сотрудник указал на маленький белый диван, стоящий напротив. Тот полностью соответствовал обстановке: стены и потолок здесь были одного нежного молочного цвета.

 
Глеб неуверенно принял приглашение, но оказался наконец в поле прямой видимости собеседника. Глеб протянул ему личную медицинскую карту, раздобытую в городской поликлинике, однако тот даже не двинулся, так и сидел, теперь пристально глядя на своего посетителя. Он был раза в два старше Глеба; крупный человек с короткими неухоженными светлыми волосами, заметно редеющими в концентрической спирали возле макушки, и мягкими чертами лица.

— Что вы принимаете? – наконец возобновил разговор сотрудник оздоровительного кабинета.

 
— Э-э. Сильное успокоительное. Его название здесь есть. – Глеб снова протянул медкарту.

   
И снова с тем же результатом.

 
Сотрудник внимательно всматривался... или, скорее, изучал его, и на мгновение Глебу даже показалось, что он заметил в глазах напротив настоящее изумление. А потом они, именно глаза, а не стекла бесполезных модных очков, вдруг забликовали, меняя цвет: серый, светло-зеленый… Насыщенный желтый! 

Глеб растерянно заморгал. Но то была лишь вспышка, яркая и короткая, как электрическое замыкание. 

Сотрудник задумчиво потер переносицу. Его глаза стали прежними. «”Галлюцинации – лишь одно из многих тяжких последствий долговременной бессонницы”, – всплыло в памяти Глеба. Первые ночи, лишенные сна, он серфил по Сети в поисках ответов. – Что там дальше? Психоз? Шизофрения?»  

Прошло несколько минут прежде, чем он снова смог заговорить.

 
— Ну, и какими будут ваши… рекомендации? – Судя по всему, раздражение прорвалось-таки наружу: Глеб услышал, как завибрировал его голос, оставляя в приемной скрипучее, немелодичное эхо.

 
Сотрудник щелкнул компьютерной «мышью» и неторопливо поднялся, заслонив широкой спиной часть стены позади. Далее, обойдя стойку, он по-свойски устроился на ней сверху.

 
Кончики его белых «хай кедс» касались пола, но сам он по-прежнему сохранял безопасную дистанцию, не нависая над Глебом и оставив тому достаточное пространство для маневра: мол, «я не настаиваю, вы все еще можете уйти, как только пожелаете». Такая испробованная доверительная поза.

 
— Сколько времени, по-вашему, здоровый человек может обходиться без сна? – полюбопытствовал сотрудник.

    
— Последний известный случай – двести шестьдесят часов, – с готовностью ответил Глеб. 

Сотрудник снисходительно развел в стороны уголки губ, поощряя его за попытку. 

— На самом деле летальный исход наступает уже на седьмой день. Иногда раньше. 

Глеб беспокойно заерзал на липучей коже дивана. 

— Вы мне не верите? 

Сотрудник помедлил, напряженно глядя на него, словно ожидая какого-то подвоха. Затем слез со стойки и направился к закрытой двери в дальнем углу помещения, бросив на ходу: 

— Идемте со мной. 

Глеб повиновался. 

За дверью была вторая комната. Белые стены, кушетка, стол с двумя стульями по краям, а рядом – громоздкая штуковина с собственным экраном и кнопочной панелью управления. Заканчивался врачебный кабинет всего через несколько шагов окном с приспущенными жалюзи, сквозь которые проглядывал обычный дворовый пейзаж.

Сотрудник приглашающе кивнул на кушетку, и Глеб вдруг с удивлением почувствовал настоящую усталость (кажется, впервые за все последние дни!) Что это: какой-то временный эффект, или просто первая реакция истощенного организма на больничный антураж? 

Не разбираясь с ответом, Глеб облегченно вытянулся на кушетке. Над ним навис белый полиэтиленовый потолок, как перевернутая обледенелая водная гладь, в которой он тут же с досадой разглядел собственное отражение: ни дать не взять, очередной здешний утопленник – впалые щеки, большие темные круги под глазами, синеющая кожа.        

Кроме того, Глеб только сейчас увидел небольшой стеллаж со стеклянными дверцами в противоположном углу комнаты. Тот был заставлен медицинской посудой; круглыми металлическими баночками, пузырьками с лекарствами, лабораторными колбами... Сотрудник кабинета распахнул стеклянные створки и деловито копался внутри. 

— Закройте глаза, – вроде бы заметив неуместное любопытство Глеба, велел сотрудник. 

Глеб опустил тяжелые веки – через них все равно пробивался свет ламп с потолка, слегка разбавляя сплошную красную гамму на внутренней, изнаночной стороне. Больше ничего. 

Глебу тут же захотелось снова открыть глаза, но на них вдруг что-то надавило. Пальцы? Нет, по ощущениям (весьма неприятным, кстати) это было что-то твердое… Холодное… Тонкое, как… 

Лезвия? 

— Не шевелитесь! – приказал сотрудник. 

Но Глеб резко дернулся и закричал! Закричал пронзительно и неестественно – на одной высокой ноте. В ушах зазвенело, и он тут же провалился в глухую пустоту...

 
Ни звука.

 
Он словно очутился в невесомости и слился с ней. Стал ее частью, бездушной бестелесной массой. Должно быть, точно так же ощущает себя человек на орбите: всепоглощающее одиночество и божественное откровение – избранный, достигший вершины мира и теперь изумленно, с чувством превосходства глядящий на него сверху.

 
Глеб не удержался и рухнул вниз!

 
Вниз.

 
Вниз.

 
Вниз.

 
В пустоту.

 
В никуда.

 
…в…

…одном из кресел эконом-класса (место C4) и слышал мерное гудение обоих двигателей. Голубая юбка в тон пиджака стюардессы подчеркивала округлости ее бедер. И когда они начинали свое движение…

 
Она заметила, как он смотрел на нее. Едва ли он был первым пассажиром, обратившим внимание на ее удивительную способность передвигаться по салону. И, возможно, вот эта улыбка – не профессиональная, заготовленная вместе с остальным инструментом по инструктажу, а ее, личная – тоже не раз доставалась кому-то еще, но от этого отнюдь не стала тусклее.

 
Стюардесса приближалась к нему. Он выпрямился на своем месте, приготовившись достойно принять этот вызов. Но она вдруг снова остановилась и повернулась к ближайшим креслам. Глеб пригляделся. Там сидела одна девушка (отсюда он видел лишь часть ее лица, выглядывающую из-за спинки кресла), она что-то говорила стюардессе.

   
В следующую секунду невидимая рука по-хозяйски сграбастала Глеба, резко встряхнула и играючи подкинула к самому потолку! Он больно ударился головой.

 
Кто-то закричал!

 
Затем, разрывая тьму, его пронзило тонкое лезвие света...

Он по-прежнему был здесь, на кушетке в кабинете врача-сомнолога, которого принял за обычного служащего частного медицинского кабинета. 

Глеб попробовал пошевелиться. Тело повиновалось с трудом, как после долгого сна, однако, сделав над собой небольшое усилие, он все же приподнялся и сел. Встряхнул головой. Перед глазами все плыло. 

— Не нужно делать резких движений, – отстраненно посоветовал знакомый голос. 

Глеб повернулся – медленно, как из-под давящей сверху толщи воды, – и увидел хозяина кабинета за рабочим столом, в нескольких десятках метров от кушетки: комната, казалось, разрослась до непостижимых размеров. Врач внимательно читал в раскрытом буклете. Перед ним лежали два медицинских зажима. 

— Сейчас все пройдет, – добавил он, не поднимая головы. – Эти неприятные ощущения, я имею в виду. 

— Что… вы… сделали..? – с трудом просипел Глеб. Язык еле ворочался в пересохшей глотке. 

— Я заглянул в суть вашей проблемы, Глеб Николаевич, – на этот раз будто продекларировал хозяин кабинет. Глеб уловил в его голосе лекторские нотки. 

Только теперь Глеб увидел: врач изучал его «Историю болезни» – и тут же почувствовал безотчетный страх, словно… приговоренный, взошедший на плаху. 

С чего бы это? 

— Вы выжили в этой чудовищной катастрофе, – продолжал врач, так и не удосужившись поднять головы. – Сто двадцать погибших… – Даже эти слова он произнес будто бы с пиететом (или путаному сознанию Глеба просто почудилось?), не проявив должных эмоций. – Более того, не получили ни единой царапины. Остальным повезло меньше.    

Глеб оглушено молчал. Внезапно его пронзило догадкой, настолько очевидной, что он искренне удивился собственной непонятливости. 

— Гипноз! Вы загипнотизировали меня! – Он услышал свой голос: тот почему-то прозвучал виновато. 

Врач же предпочел и вовсе проигнорировать его. 

— Но ведь вы не единственный «счастливчик», – буднично заметил хозяин кабинета, словно продолжая какой-то внутренний диалог. – Не так ли? 

Он направил на Глеба свой строгий взгляд. 

— Кто-то из младшего медицинского персонала… – неуверенно сказал Глеб. В этот момент он тоже как бы слушал себя со стороны. – …говорили, будто там, на месте падения самолета, была какая-то девушка. Будто она бродила среди обломков и… что-то напевала себе под нос. Еще одна чудом уцелевшая пассажирка. Но ее так и не нашли... 

Врач задумчиво посмотрел на Глеба. Затем поправил очки на переносице и снова склонился над столом. 

Глеб тем временем и вправду почувствовал себя лучше. Как будто, наконец, избавился от давившего на плечи ненавистного балласта. Он с облегчением покинул кушетку и пересел на стул. Врач тут же протянул ему клочок бумаги, из тех, что используются под наскоро выписываемые рецепты. 

Но на этом листочке было… 

— Что это? – Глеб удивленно округлил глаза.  

— Мой домашний адрес. Буду ждать вас завтра после часу. – Хозяин кабинета устало наблюдал за реакцией Глеба. 

— То есть примерно в это же… 

— Я имел в виду после часу ночи.  

Глеб оторопело уставился на врача. 

— Можете считать, что это часть терапии, – спокойно пояснил хозяин кабинета, не меняя выражения лица. – Я бы хотел проследить рефлексы вашего организма, лишенного сна. Не беспокойтесь, это вполне приемлемые меры лечения. Значит, договорились? 

Глеб таращился на собеседника со странным чувством отрешенности, которое, как он теперь совершенно точно осознавал, не покидало его на протяжении всего их разговора, и некоей обреченной предопределенности, – что-то вроде того, что, вероятно, испытывает смертельно больной, ненадолго покидающий кабинет своего врача. 

«Он точно не в себе, – подумал Глеб, вставая. Мысли по-прежнему путались. – А гипноз – это вообще законно? Нужно будет поискать иные… возможности…» 

Пока он шел к двери, его не покидало острое чувство, что за ним следят, словно за микробом в чашке Петри.